Константин Кривчиков - Поцелуй королевы. Кн. 1-3[СИ]
— Это верно… А ты раньше за Игнасио ничего не замечала? Ну, что-нибудь этакого…
— Да чего же за ним замечать? Обычный человек, как все. Правда…
— Ну-ну, — оживился алькад.
— Была у него одна странность. Иногда он очень крепко засыпал. Так, что разбудить было невозможно. И спал долго, по двое суток. Как мертвый спал, истинный крест.
— Как мертвый, говоришь? Интересно.
Алькад посмотрел на писца:
— Записал? Про мертвый сон?
Тот мотнул головой.
— Интересно… Впрочем, этим делом должна была заняться святая инквизиция. Да не успела. Твой дядя нынешней ночью снова умер. На глазах у монахов-францисканцев. Они его и захоронили обратно… Чудны дела твои, Господи. И хорошо, что он снова умер. А не то, пришлось бы тебе за дядю ответ держать перед инквизиторами.
Алькад многозначительно посмотрел мимо плеча Летиции на дыбу.
— Может, и впрямь, передать тебя в Святую палату? Пусть снимут с тебя допрос по всей строгости.
Летиция побледнела, сложив руки на груди, умоляюще посмотрела на судью:
— В чем же я перед Святой палатой провинилась? Никогда я против Господа нашего, Иисуса Христа, ничего дурного не замышляла. Клянусь, как на исповеди… В чем виновна, так в убийстве Диего Риверы, а больше ни в чем. Судите меня, сеньор алькад, по справедливости. Всецело доверяюсь вашей милости.
Алькад с напыщенным видом помолчал. В который раз пристально оглядел, словно ощупал, Летицию, задержав масленый взгляд на ее высокой груди.
— Так, говоришь, принуждал тебя Диего к прелюбодеянию неоднократно?
— Постоянно принуждал, истинный крест, — с готовностью подтвердила Летиция. — А в ту ночь, ну, когда я его… бил и душил меня. Вот, посмотрите, какие синяки.
Летиция показала пальцем на шею, потом расстегнула пуговки на сорочке и приоткрыла грудь почти до сосков.
— И лоб разбил — вы сами видите. И раньше бил. Принуждал всякие непотребные вещи вытворять… Стыдно признаться, ваша милость.
— Ну-ка, ну-ка, это важно. Я все должен знать, — заинтересовался алькад, плотоядно потирая руки. — Расскажи подробней, к чему он тебя принуждал.
Летиция побагровела до кончиков волос:
— Но мне неудобно о таком рассказывать. Это столь постыдные вещи…
— Для расследования не существует вещей, о которых можно умалчивать. Моя задача — выяснить все обстоятельства в их полноте. Иначе я не могу вынести справедливого решения. А будешь запираться — применю допрос с пристрастием.
Алькад бросил выразительный взгляд на дыбу и нахмурил брови.
— Но, сеньор алькад… — Летиция смущенно покосилась в сторону писца, увлеченно скрипящего гусиным пером по бумаге.
— Впрочем, я понимаю твою стыдливость… — судья сделал паузу и тоже посмотрел на писца. Тот оторвал взгляд от бумаги и вопросительно уставился на алькада. В наступившей тишине громко щелкнуло в камине горящее полено.
Алькад сделал повелительный жест рукой.
— Сходи-ка на обед, братец. Можешь не торопиться. А я пока побеседую по душам с заблудшей овечкой.
Дождавшись, когда писец покинул комнату, Алькад вылез из-за стола и подошел к Летиции. Несколько секунд внимательно рассматривал девушку, облизывая губы, затем, как бы невзначай, положил ей на обнаженное предплечье потную руку:
— Я могу поверить в то, что ты — добрая девушка, и применила насилие к своему хозяину, пытаясь защититься от унижения и побоев. Но ты должна быть откровенной и послушной передо мной… Жаль, что нет свидетелей, на которых ты могла бы сослаться в свою защиту… А что сын Риверы, Каетано? Может быть, он бы смог подтвердить твои слова?
— Каетано ничего не знает, — торопливо произнесла Летиция. — Это очень набожный юноша, который все свободное время уделял молитвам. А за несколько дней до того, как все произошло, он покинул дом, сказав, что решил посвятить себя служению Богу.
— Что это значит? — алькад приподнял брови.
— Отправился в монастырь.
— В какой именно?
— Я не знаю, ваша милость. Наверное, он сказал об этом отцу.
— Жаль, жаль, — пробормотал алькад, тяжело дыша и прижимаясь к боку Летиции гульфиком. Рука его, как бы между делом, уже забралась в разрез платья и тискала грудь девушки. — Мне придется доверять лишь твоим показаниям. А как удостовериться?.. Вот, вижу, что есть синяки… Говоришь, Ривера принуждал тебя к различным развратным утехам? Покажи, как это происходило. Мне необходимо занести все в протокол.
— Я готова показать, сеньор, если вы настаиваете, — хрипло прошептала Летиция, изображая слабое сопротивление. — Но угодно ли это Богу?
— Не беспокойся. Все процедуры, которые я исполняю, установлены королевским эдиктом с благословления церкви. Идем к дыбе…
— К дыбе? — испуганно спросила Летиция. — Но за что, ваша милость? Я и так во всем готова честно признаться.
— Не бойся, дурочка, — судья усмехнулся. — Я ж тебя пытать не собираюсь. Там удобнее…
Так Летиция уже на первом допросе убедилась в том, что за личиной благодушия и благости алькада скрывалась низменная и похотливая сущность развратного самца. Обстоятельства убийства Риверы судью в дальнейшем интересовали мало. Тем более что свидетелей произошедшего действительно не было, и все оставалось на усмотрение алькада. А вот что его привлекало, так это молодое тело Летиции, которым он хотел пользоваться как можно дольше. Почти каждый день алькад вызывал девушку на допрос, а та применяла все свои немалые женские чары и навыки, чтобы ублажить плоть похотливого старика.
Отдаваясь алькаду и изображая из себя невинную простушку, Летиция всеми силами старалась снять подозрения с Каетано. И это ей удалось. Но вот спасти свою жизнь Летиция не могла, потому что изначально не имела для этого шансов. Она понимала, что в отсутствие свидетелей защиты ее все равно казнят. Это было лишь вопросом времени.
Летиция страстно хотела лишь одного — успеть родить до казни. Она боялась, что алькад, по мере развития беременности, утратит свой "естественный" интерес и завершит следствие, послав ее на смерть. Но, к счастью для Летиции, судья оказался извращенцем, получавшим удовольствия от сексуального насилия над беременной женщиной, послушно исполняющей его развратные фантазии. Так минуло почти полгода. И наступил день, когда Летиция почувствовала — срок приближается.
Незадолго перед этим ход событий подтолкнул и сам алькад. Как-то вечерком, отпустив писца, судья заставил Летицию встать на корточки и вволю удовлетворил свою плоть. Затем, отдуваясь и пристегивая к штанам гульфик, произнес виноватым голосом:
